Московский журналист Юрий Ильич Ваньят, находившийся во время Великой Отечественной войны в эвакуации в Омске, считал, что его публикации в конечном счете и заставили вызвать в Москву талантливого самородка. А известный ленинградский тренер Дмитрий Николаевич Богинов любил вспоминать, как в 1944 году столкнулся с Всеволодом в Москве на Ярославском вокзале и «направил провинциала», помог «не потеряться» в столице.
Между тем человек, не только определивший судьбу Боброва как армейского спортсмена, но и, без большого преувеличения, вполне возможно, вообще спасший его для нашего спорта, спокойно жил себе в Ленинграде, никогда, образно говоря, «не высовываясь», даже в дни бобровских юбилеев.
В 1996 году, готовя к полувековому юбилею отечественного хоккея справочник «50 лет СКА», я обнаружил в своем архиве фотографию Николая Михайлуцы — лучшего снайпера самого первого состава наших армейцев. Все фотографии игроков в этом издании планировалось снабдить справками, непременно с датой рождения, а чтобы ее уточнить, оставалось одно — разыскать самого Михайлуцу.
В этом помогли ветераны армейского клуба.
Дело, однако, происходило летом, и раздобытый телефон не отвечал. И тогда я отправил по указанному адресу открытку и стал ждать ответного телефонного звонка, не слишком, откровенно говоря, надеясь на успех задуманной операции. В моем распоряжении оставались считанные дни, поскольку справочник должен был выйти в свет к началу сентября, когда стартовал новый сезон, а на дворе уже догорел июнь.
И все-таки желанный звонок раздался, и оказалось, что Николай Николаевич как раз завтра, 10 июля, заедет в город буквально на один день, потому что это и есть его день рождения.
Вот так замкнулась эта счастливая цепочка совпадений…

ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР КАПИТАНА

В декабре в Горспорткомитете собрались на «юбилейную сессию» ленинградские ветераны канадского хоккея, и там я услышал удивительный рассказ Михайлуцы, фрагменты которого воспроизведу теперь.
Но прежде — о человеке, вовлекшем признанного в Ленинграде мастера футбола и русского хоккея в заморскую игру. Речь пойдет о капитане команды ЛДО, открывшей в нашем городе первый чемпионат СССР за полвека до моей встречи с Михайлуцей.
Владимир Понугаев был старше своих товарищей. Ему исполнилось уже 36 лет, и именно ему поручил начальник спортклуба ЛДО Александр Иосифович Иссурин собрать команду, которая давным-давно именуется СКА. И именно благодаря Понугаеву появился в стартовом «шайбовом» составе Николай Михайлуца.
— В том, первом чемпионате мы сыграли только два матча, — вспоминал Понугаев, — и на этом моя карьера в хоккее с шайбой фактически завершилась.
На самом же деле все обстояло далеко не так. В хоккей с шайбой Понугаев действительно больше не играл, но зато целых три сезона судил матчи высшей лиги.
Памятуя о современных проблемах судейства, я спросил, не приходилось ли в те далекие годы сталкиваться с давлением на судей высшего руководства подобно тому, что наглядно показано в фильме питерского режиссера Садовского «Мой друг генерал Василий, сын Иосифа», где разнос судьям прямо на стадионе учиняет сам Берия.
— Однажды я судил в Москве матч ВВС с рижанами, — откликнулся Понугаев.- Летчики — команда Василия Сталина — уже начинали тогда свой подъем на первые роли. Однако в тот вечер им поначалу не везло, и в первом периоде счет не был открыт. И вот в перерыве в судейскую в сопровождении группы офицеров вошел погреться «генерал Василий». Он вежливо поздоровался со всеми, подошел и ко мне. «Вы военный?» — спросил молодой Сталин. «Да, военный», — ответил я. «Все понятно», — хмыкнул он, повернулся и вышел.
Он мог сделать со мной все что угодно…
— Но ведь ничего не случилось, — вставил я.
— Конечно, — подтвердил Понугаев. — Просто команда ВВС выиграла, потому что была гораздо сильнее, вот и все…
В 1960 году «Учпедгиз» выпустил в свет учебное пособие Понугаева по канадскому хоккею, единственное по сей день подобное издание в нашем городе. Однако заслуги Владимира Гавриловича перед ленинградским спортом куда шире, чем вклад в становление канадской хоккейной игры, и забывать об этом грешно, тем более что уже около трех лет Понугаева, к величайшему сожалению, с нами нет.
Он был, например, участником одного из знаменитых блокадных футбольных матчей, исполнив при этом роль визави популярнейшего голкипера Набутова. Виктор Сергеевич защищал динамовские ворота, а Владимир Гаврилович, который вообще-то в мирное время только в поле играл, — противоположные.
— Баскетбольные навыки помогли, — улыбнулся, вспоминая эту историю, Понугаев. — Первый матч без меня динамовцы выиграли — 6:0, а «со мной» сыграли вничью — 2:2.
В команде «Энского завода», как писали тогда, не хватало вратаря, и Александру Ивановичу Зябликову, возглавлявшему заводчан, рекомендовал Понугаева арбитр блокадных матчей Пал Палыч Павлов, который вместе с Владимиром Гавриловичем работал в военно-учебном пункте по подготовке школьников старших классов.
С именем Понугаева связаны и все самые крупные успехи ленинградского хоккея с мячом. Он, единственный в нашем городе, трижды играл в финале Кубка СССР: в 1937 году в составе СКИФа как студент, а в 1951 и 1952 годах — в качестве играющего тренера команды Военного инфизкульта, которую привел к тому же и к серебряным медалям чемпионата страны.
А если уж зашла речь о Военном институте физкультуры, где на кафедре спортигр Владимир Гаврилович трудился более четверти века, как не вспомнить институтскую гандбольную команду, у истоков которой он стоял и которая под его руководством завоевала серебряные медали чемпионата СССР 1953 года — первые в истории ленинградского ручного мяча.
Все так. Но мне почему-то представляется наивысшей заслугой Понугаева тот факт, что не прошел он когда-то, собирая первый состав армейских шайбистов, мимо заметной (в прямом и переносном смысле) фигуры Николая Михайлуцы.
Ведь только благодаря этому я и услышал то, о чем расскажу сейчас.

НАЧАЛО НАЧАЛ

За два дня до начала Великой Отечественной войны новоиспеченный лейтенант, выпускник Ленинградского училища инструментальной разведки и зенитной артиллерии, 20-летний гигант ростом под два метра, уже хорошо «засвеченный» в спортивных кругах нашего города, получил тяжелую травму. С его закваской десятиборца первого разряда грех было не встать в футбольные ворота или не взять в руки хоккейную клюшку.
Откровенно говоря, в Николае Николаевиче «всего-то» 189 см, но для футбола или хоккея и это с лихвой. Футбол-то и уготовил Михайлуце многомесячные костыли. 20 июня 1941 года у вратаря клубной команды «Сталинец» «полетел» мениск на левой ноге. Необходимую в таких случаях операцию удалось сделать только осенью в Вологде, куда эвакуировался 442-й госпиталь. Вернуться в Ленинград было уже невозможно, и эшелон выздоравливающих потянулся на восток.
В конце концов Михайлуца попал на лечение в Оренбург, где через месяц был признан годным лишь к нестроевой службе, и с палочкой отбыл в Томск, куда эвакуировалось из Ленинграда его родное училище. Получил форму и предписание в Новосибирск, в распоряжение Сибирского военного округа. К этому моменту училище «раздвоилось», и «крыло», готовившее «технарей», перебазировалось в Омск. Туда-то и был направлен Михайлуца. И, окончательно оправившись от травмы, стал выступать в чемпионате «Омска и окрестностей» за команду училища, собранную преподавателем физвоспитания подполковником Федором Аксеновым, достаточно известным в довоенном Ленинграде мастером футбола, игравшим даже за сборную города.
— В декабре 1941 года я получил назначение на должность преподавателя физкультуры в Ярославское интендантское училище (также эвакуированное в Омск), — рассказывает Николай Николаевич. — Там мы собрали очень сильную команду, выиграли чемпионат Омска, а потом — и первенство Сибири.
Совсем недавно в гостях у Михайлуцы я не без волнения перелистал многочисленные грамоты за эти победы. Однако наибольшее впечатление, признаюсь, произвел на меня диплом 1-й степени за троекратную победу в первенстве Омска 1943 года по легкой атлетике — в беге на 100 метров (с результатом 11,6 с), прыжках в длину (5 м 87 см) и метании диска (34 м 20 см).
Впрочем, тут я немного забежал вперед, потому что главное, о чем следовало рассказать, случилось летом 1942-го, когда в матче на первенство Омска футболисты Ярославского училища встречались с командой эвакуированного из Ленинграда завода «Прогресс» (ныне — одно из производств ЛОМО).
— К неописуемой своей радости, — рассказывал Михайлуца, — я вдруг увидел среди «противников» Севку Боброва, которого прекрасно знал с юношеских лет.
Сейчас, когда Всеволода Михайловича давно нет в живых, то и дело сталкиваешься с подобными свидетельствами. Совсем недавно баскетбольный «профессор» Гомельский поведал читателям «Советского спорта», что (цитирую) «вообще очень любил этого великого спортсмена и человека (речь идет о Боброве. — С. В.) еще по довоенному Ленинграду». Так и хочется сказать: «Помилуйте, Александр Яковлевич! Ведь Вам-то перед войной было всего 12 лет, и вряд ли могли Вы, даже окажись в хоккейной пурге, отличить, ну хотя бы одного Боброва от другого. В ленинградском же довоенном футболе, смею Вас заверить, о Всеволоде вообще мало кто знал, особенно в болельщицкой среде». Впрочем, Бог им судья, известным и не очень, силящимся воздать себе недолжное…
— В футболе мы с Севой противостояли друг другу нечасто, — продолжал Михайлуца,- поскольку завод имени Воскова играл в чемпионате Ленинграда по второй группе. Но в Сестрорецке была очень сильная хоккейная команда, и тут «Бобры» (Сева и его старший брат Володя, оба они, кстати, носили пальто с бобровыми воротниками), что называется, «возили» пол-Ленинграда. В 1939 году нас с ним вдвоем прямо из юношеских команд вызвали в сборную города накануне традиционных матчей со сборной Москвы, едва ли не главного события хоккейного сезона. О военной судьбе Всеволода я понятия не имел и, естественно, не подозревал, что он в Омске. И вот такая удивительная встреча прямо на футбольном поле!
Словом, судьба играла человеком, и вскоре по совету Михайлуцы Бобров надел погоны курсанта Ярославского интендантского училища. Вот тогда-то они на пару и начали творить чудеса.
В архиве Николая Николаевича — немало газетных отчетов, где чаще других склоняются именно их фамилии. А вот и маленькая заметка в «Советском спорте», из которой следует, что в матче на Кубок Омска 20-летний Бобров забил шесть мячей, а за сборную Омска — более половины — 16 из 31 гола — в турне по Уралу. Был даже случай, свидетельствовал Юрий Ваньят, когда омичи, проиграв первый тайм свердловчанам с безнадежным, казалось, счетом 0:4, сумели все-таки вырвать победу благодаря пяти точным ударам Боброва.
В детстве, безумно увлекшись футболом, я очень жалел, что родился слишком поздно и потому не видел первых чемпионатов СССР. И вот теперь, «окунувшись» в омские подвиги наших героев, я невольно вернулся к той же мысли. Ведь в 1942-1943 годах мы были в эвакуации в Омске, и, будь я хотя бы двумя-тремя годами постарше, вполне мог бы лицезреть хоть что-нибудь из того, что происходило на стадионах за пределами «нашего» городка водников. Однако и в этом случае я никогда не узнал бы того, что услышал от Михайлуцы, а это, уверяю вас, куда важнее спортивных подробностей.
— Не хотел я об этом говорить, — вздохнул Николай Николаевич.- Ну, да ладно… За давностью лет… В общем, однажды Севка опоздал из увольнения, а в военное время за такие дела — немедленно под трибунал и в лучшем случае — в дисбат. В последний момент удалось нам вызволить Боброва, в прямом смысле слова снять с подножки эшелона со штрафниками. Из них ведь, что скрывать, мало кто возвращался…
Судьба, как видите, хранила Всеволода, и были этой судьбой его друзья, сохранившие его для великих спортивных свершений, в том числе и Николай Михайлуца.
И уже вскоре стало очевидно, что эти свершения не за горами.

ВОСХОЖДЕНИЕ

— В августе 1944 года нас с Севой вызвали в Новосибирск в распоряжение команды Дома Красной Армии, — вспоминал Михайлуца. — Предстоял матч Кубка СССР с ленинградским «Динамо». Игра началась с того, что Севка, завладев мячом в центре поля, одного за другим «обул» всех динамовских защитников и, оказавшись с глазу на глаз с Виктором Набутовым, пробил ему, как говорят, между ушей.
И хотя сибиряки в итоге крупно проиграли — 1:5, первое выступление Боброва за команду мастеров не только не прошло бесследно, а фактически предопределило его скорый вызов в столицу, потому что арбитр Вячеслав Моргунов доложил «кому следовало» о талантливом «новосибирском» армейце.
Звездный путь Боброва хорошо известен, и здесь стоит, пожалуй, напомнить лишь о том, что в первом же матче на московской земле за команду Авиаучилища в чемпионате столицы Всеволод забил два мяча, сполна оправдав аванс, выданный Моргуновым.
Что же касается Михайлуцы, то после войны он играл за Ленинградский дом офицеров.
«Хорошо защищал ворота Михайлуца, несомненно, один из лучших ленинградских вратарей», писала «Ленинградская правда» летом 1947 года после кубковой победы над московским «Локомотивом», и Николай Николаевич бережно хранит драгоценный отчет. Очень высокая оценка, если учесть, что в ту пору «были в соку» и Виктор Набутов, и Леонид Иванов, которого, кстати, десятью годами ранее Михайлуца «переиграл» в конкурсе за место в воротах сборной школьников Ленинграда.
И вот теперь его приглашали и ленинградское «Динамо», и ЦДКА.
— Помните, Набутов «сломался», и «Динамо» осталось без вратаря? — спросил Михайлуца.
Я улыбнулся. Дело в том, что впервые в жизни отец взял меня на футбол 23 мая 1946 года. Число, конечно, восстановилось позднее, но на всю жизнь запомнился этот матч. «Динамо» (Ленинград) — «Торпедо» (Москва) — 1:1. Получившего травму Набутова заменил Александр Василенко, однако вскоре и его унесли на носилках, и место в динамовских воротах занял защитник Павел Забелин, прославившийся впоследствии как вратарь в канадском хоккее. Мало всего этого, так еще разбили голову Борису Орешкину и сломал ногу, да так, что никогда больше не вернулся на поле, Александр Севидов — восходящая торпедовская звезда, «второй Бобров», как звали его на трибунах (в будущем заслуженный тренер СССР). Так что о травме Набутова мне было что вспомнить…
А с предложением перебраться в столицу обратился к Михайлуце Евгений Никишин, ассистент Бориса Аркадьева — наставника знаменитой «команды лейтенантов» ЦДКА.
— Зачем мне было на лавке сидеть, — объяснил свой отказ Николай Николаевич. — Ведь там же Володя Никаноров играл («тоже», между прочим, 180 см! — С. В.).
И он выбрал третий путь: добился приема у командования ЛенВО и попросил направление в Военно-воздушную инженерную академию, напрочь перечеркнув свою футбольную карьеру.
Но оставался еще хоккей, и здесь, «без отрыва от производства», Михайлуца, вне всякого сомнения, преуспел. Не только результативно сыграл в первом чемпионате СССР по канадскому хоккею, но и выполнил норматив мастера спорта по хоккею с мячом, что в начале 1950-х годов было немалым достижением.
Закончив академию, Николай Николаевич плодотворно трудился в сфере радиотехники и управления ракетами и долгие годы служил вне Ленинграда. Да и возвратившись в родной город, так и остался вдали от хоккейных дел, даже демобилизовавшись.
И только в дни юбилейных хоккейных торжеств 1996 года Николай Михайлуца лично познакомился с куда более молодыми ветеранами СКА, такими, как Игорь Щурков или Юрий Глазов. И я, честно признаться, очень горжусь тем, что как-то способствовал этой встрече поколений.

Семен ВАЙХАНСКИЙ