Сотый апрель Виктора Набутова
Самойлов Алексей
Спорт-Экспресс-Санкт-Петербург. - № 75 (7314), 10.04.2017.

Людей редкостного, поразительного таланта их современники нередко обожествляют. Так было с Михаилом Талем, о котором гроссмейстер Виктор Корчной говорил, что, если бы Таль не стал шахматистом, он был бы гением во всем — в литературе, музыке, физике, в чем угодно.

Так было с Виктором Набутовым, сложенным, как Аполлон Бельведерский, высоким шатеном с мужественным и одухотворенным лицом Роберта Тейлора. нафаршированным спортивными талантами в свои семнадцать лет, и, как выяснилось позже, не только спортивными. «Я просто уверен, если бы он тогда бросил свои спортивные утехи и занялся бы атомной бомбой и космосом, то эта милая бомбочка появилась бы у нас значительно раньше американской, и тогда Великой Отечественной войны вообще бы не было, как и фашистской Германии, и наши русские парни шастали бы по Луне первыми и…»

Пора уже пояснить, что красота и спортивные таланты Виктора Набутова в далеком 1934 году потрясли не автора данного сочинения, родившегося два года спустя, а пятнадцатилетнего в том году мальчишку — волейболиста, в будущем замечательного игрока и тренера, чемпиона мира, Европы и Советского Союза Анатолия Николаевича Эйнгорна, человека иронического, даже саркастического склада ума.

Эйнгорн был на два года моложе Набутова и в своей итоговой книге «Жизнь и приключения барона фон Тизенгаузена в Советской России» — ее второе, дополненное издание увидело свет в Санкт-Петербурге в 2002 году, за год до смерти выдающегося деятеля спорта, героя войны, известного ленинградского хирурга, воздал дань любви кумиру нашего детства, взрослости и даже старости!».

Продолжу, однако, прерванную оду Эйнгорна своему кумиру. «Если я тут и загнул, то только чуть-чуть. Виктор не мог не привлекать к себе внимания молодежи, играя в сборных города по волейболу, баскетболу, блестяще выступая на теннисных кортах, за шахматной доской, на хоккейных и футбольных полях, далеко не последние места занимал в легкой атлетике — в метании диска и беге на стайерские дистанции — и не брезговал преферансом, где, по слухам, выступал на уровне гроссмейстера. Если же прибавить к этому привлекательную внешность и явную интеллигентность, то понять нас, мальчишек того времени, видевших в нем спортивного бога, совсем просто».

Чем же так околдовал, обаял, очаровал Тольку (Тоську) Эйнгорна, Порфирия (Пашку) Воронина, Сашу Щербина, будущих асов питерского, союзного, мирового волейбола, а тогда игроков сборной старших мальчиков Смольнинского района, пришедший к ним на тренировку Набутов? «Вдруг случилось явление Христа народу» во время самоотверженной рубки на площадке — в дверях стоял высокий… Аполлон Бельведерский… Роберт Тейлор (см. текст выше) «и, улыбаясь, смотрел на нас… Мы, конечно, не девчонки, красота нам до лампочки, но этот тип смотрелся дьявольски эффектно и одет был будь здоров — в модной ярко красной бобочке, в расклешенных до безобразия и хорошо отглаженных черных брюках стиля оксфорд и в черных полуботинках, от которых и прикурить нетрудно… Наш тренер Антон Сааков, игрок второй сборной Ленинграда и студент Института физкультуры, остановил игру и представил нам незнакомца:

— Это Виктор Набутов. Вы наверняка о нем слышали. — Мы с любопытством уставились на пришельца. О Набутове ходило много легенд в спортивных кругах, и мы эти байки знали прекрасно. — Так вот, он предлагает вам сыграть против него одного — вы играете по волейбольным правилам, а он по теннисбольным. Учтите, он уже играл так в шести районах города и все поединки выиграл.

Мы сразу же согласились, не поверив, что один может победить шестерых. И началась эта фантастическая игра.

В ней принимал участие и я. Наш противник стоял в центре зоны шесть и с улыбкой смотрел на подающего Пашку Воронина. Первая подача пошла прямо на Набутова, но он шагнул в сторону, и мяч упал на площадку, мы ничего не поняли, и так пять раз подряд! Когда счет стал 5:0 в нашу пользу, озадачивший нас Набутов подошел к сетке и нагло сказал:

— Не сильно радуйтесь, это вам фора — надо же хоть немного уравнять наши силы. А теперь начнем играть!

И тут началась свистопляска: и Русанов, и Якушев, и Щагин (Эйнгорн называет легендарных корифеев довоенного волейбола. — А. С.) поблекли в наших ребячьих глазах от виртуозной игры одного против шестерых.

Шестую подачу Виктор легко принял сверху и послал мяч высоко над сеткой и близко к ней, я с ухмылкой смотрел, как он сделает вторую передачу в таком трудном положении, а он высоко взвился над сеткой, замахнулся правой рукой, а сам так шмякнул левой, что мы остолбенели, а потом возмущенно посмотрели на судью Саакова. Он нас успокоил: все в пределах правил. В общем, разгромил нас Виктор начисто в двух партиях и, можно сказать, мгновенно стал нашим кумиром. Закончив игру, Набутов обнял стоящих рядом, и мы пошли в раздевалку мыться и одеваться, Пока мы чухались в раздевалке, Виктор молотил нам всякие волейбольные сказки, наверное, целый час без остановки. Язык у него явно был подвешен в нужном месте, и он позже с блеском доказал это, став великолепным спортивным комментатором. Не случайно его в те годы называли Витька-баламут, не по злобе называли, а отдавая данное хорошо подвешенному языку.

<…> Неожиданно с ранней весны 1935 года Набутов надолго и бесследно исчез из поля нашего зрения, исчез не только со спортивных площадок, но и вообще из Ленинграда. В то страшное время люди боялись открывать рты, и куда подевался наш кумир, нам тогда выяснить не удалось. Только сейчас, начав писать эту книгу и встретившись с талантливым продолжателем рода Набутовых сыном Виктора Кириллом, художественным руководителем популярных передач на петербургском телевидении, я узнал от него причину исчезновения Набутова из нашего города. Отец Виктора, Сергей Григорьевич, в начале века окончил полковую школу гренадерского полка в Петербурге, но дальше по военной линии не пошел, работал писарем у адвоката, получил юридическое образование, женился на грациозной Вере Ивановне Капочинской из старинного рода польских дворян. 10 апреля у них родился сын, названный Виктором. После заварушки в октябре Сергей Григорьевич адвокатом не работал, занимал разные хозяйственные должности, а после убийства Кирова в декабре 1934-го красный террор захлестнул город, и в эту волну беззакония попала набутовская семья. Всех их выселили в Оренбург на пять лет. Там молодой ленинградец с успехом защищал ворота лучшей местной команды. Когда к ним в конце 1936-го приехало ленинградское «Динамо», тренеры и игроки, увидев его великолепную игру, решили заполучить его к себе в команду. Посоветовали ему написать письмо лично Сталину. В начале тридцать седьмого Виктор один вернулся в родной город с помощью динамовцев, в особенности Михаила Бутусова и Валентина Федорова. Вроде бы сыграло свою роль и письмо Виктора Сталину, хотя до отца народов оно не дошло. Кириллу удалось уже в наше время получить письмо из архивов ленинградского КГБ…

Спокойная жизнь Виктора Набутова длилась недолго. Осенью тридцать седьмого отца арестовали и расстреляли как врага народа. Вера Ивановна осталась в ссылке одна. Виктора исключили из состава футбольного «Динамо», не может же защищать честь этого славного спортобщества, где сплошь НКВД и КГБ, сын расстрелянного! Виктор стал играть за «Красную Зарю». В 1938-м она вышла в финал Кубка СССР, но в решающей игре была побеждена московским «Спартаком», после чего Николай Старостин предложил Набутову переехать в Москву и играть за их команду, но от заманчивого предложения тот отказался. В 1940-м наше «Динамо» одумалось и вернуло себе талантливого вратаря, вызволило из оренбургской ссылки в родной дом его поседевшую от горя маму. На футбольных полях страны вспыхнула яркая вратарская звезда, много лет единовластно царствовавшая в знаменитой в те годы команде ленинградского «Динамо».

Началась Великая Отечественная война, Виктор принял активное участие в боях на острове Ханко и на Невской Дубровке, дважды был ранен, дважды контужен, его представили к орденам Красного Знамени и Красной Звезды, но орденов сын расстрелянного «врага народа» не получил.

Мы все безмерно любим Владимира Высоцкого и его песни, но мало кто помнит — а неленинградцы могут просто и не знать — набутовские песни. Он пел, да еще как! В те послевоенные годы в ленинградских квартирах появились самопальные пластинки из рентгеновской пленки с записями «остросюжетных», в основном блатных песен. Романтизировавшие блатной мир, они звучали громко на весь наш революционный город в течение нескольких лет, о чем Москва узнала с большим опозданием. Зарвавшегося певуна вызвали в Большой дом на Литейном проспекте и строго предупредили… Примерно в это же время мой герой женился на лучезарной Светлане Мефодьевне Тихой, дочери гидробиолога, чеха по национальности Тихого, по материнской линии она происходила из дворянского рода Церетели, и в августе 1957 года у них родился одаренный талантами чешской и грузинской элит сын Кирилл, который спустя годы взял в жены дочь самого блестящего боксера нашей страны Геннадия Шаткова…

Несмотря на загруженность футбольными баталиями, в 1948 году Виктор с отличием закончил Ленинградский электротехнический институт имени Ульянова-Ленина, но проявлять себя в электромагнитных колебаниях не стал. К этому времени спортивный азарт у моего кумира стал стихать, да и возраст, вероятно, сказывался, и он со свойственной ему лихостью забрался сразу же на самую верхнюю ступень нового амплуа в своей необычной жизни — появился на телеэкранах и на радио на смену гениальному Вадиму Синявскому. По моему мнению, это наш лучший спортивный комментатор — если его коллеги строго придерживались линии вездесущей коммунистической партии, указаний верхотуры, то Виктор Набутов выражал только свое принципиальное мнение, обычно совпадавшее с мнением народа. За это периодически подвергался гонениям. Однажды взволновал своих поклонников, пропав из эфира месяца на три. Но все обошлось и вернулось на круги своя.

Глупая смерть унесла его на нашем Зимнем стадионе. О ней я ничего писать не буду! — не уверен в достоверности слухов, — а выяснять у Кирилла ничего не стал: зачем из праздного любопытства бередить кровоточащую рану, человека-то все равно не вернешь. Ушел из нашей пресной жизни необычный и яркий талант, без него, на мой взгляда не может быть правдивой спортивной истории нашего великого города».

Я тоже, как и Анатолий Николаевич Эйнгорн, никогда не расспрашивая Кирилла о том, что случилась в бане на Зимнем стадионе 19 июня 1973 года, я даже не мог проститься с ним, так как уехал поработать над очередным сочинением к себе на родину, в Карелию, где жил в лесу, без телефона и радио, и только уже после похорон Виктора Сергеевича узнал об этой трагедии. И значит, я видел его днем 17 июня, в пресс-баре Ленинградского межзонального шахматного турнира, где мы сидели с Мишей Талем за столиком, не шахматным, и пили коньяк, запивая его кофе. Он присел было к нашему столику, даже пригубил армянского, который буфетчик держал для него и Таля, но тут из соседнего зала прибежала девушка: «Вот вы где, Виктор Сергеевич, а я сбилась с ног, вас разыскивая, Москва на проводе, поспешите, пожалуйста…» Виктор Сергеевич встал, церемонно поклонился нам: «Дождитесь меня, только передам материал и вернусь…»

Мы его так и не дождались: Таля атаковали не то сербы, не то грузины, а мне надо было спешить домой, готовиться к отъезду…

С тех пор сорок четыре года пишу о Викторе Набутове, обо всем клане Набутовых, о его сыне Кирилле, его внуке Викторе, никогда не видевшем своего знаменитого деда, так как родился через пять лет после его смерти. Другого деда Виктора — Геннадия Ивановича Шаткова мы хоронили в январе 2009 года на Смоленском кладбище вместе с Виктором-младшим и Кириллом.

На этот раз я позволил себе построить рассказ на свидетельствах людей, лучше меня знавших Виктора Сергеевича, его восторженного поклонника и великого спортсмена, и его сына Кирилла, с которым я познакомился в редакции журнала «Аврора» много лет назад…

Тем более что на похоронах его отца я не был.

Рассказ Кирилла Набутова цитирую по публикации Александра Елисейкина в московском журнале «Спортклуб», номер 1 за 1997 год.

«Смерть отца была трагедией не только для нашей семьи. Проводить его в последний путь собрались десятки тысяч людей. Коренной ленинградец, он был плоть от плоти этого города, своего рода его символом. В столице в «их профессии» правил бал Николай Озеров, в Тбилиси — Котэ Махарадзе, в Питере — Виктор Набутов. На радио он пришел из спорта. Играл на мастерском уровне в волейбол, футбол, баскетбол, хоккей с мячом. Помнят же его больше как вратаря футбольных команд «Красная Заря» и ленинградского «Динамо». Если бы не треклятая война! Отец ведь умер с осколком в ноге, хотя с футболом закончил только в сорок седьмом — после того как в матче в Минске ему в очередной раз сломали руку. Его вообще, как сейчас бы сказали, преследовали травмы… В сорок седьмом его друг — в друзьях и знакомых у Набутова пол-Ленинграда ходило — шахматный гроссмейстер Александр Толуш, который работал на радио, познакомил отца с Вадимом Синявским. С того момента все и началось. Виктор Набутов — рассказчик отменный, спорт знал не понаслышке, и как-то логично получилось, будто судьба именно для комментаторской роли его хранила. Конечно, и мама моя во многом помогала ему войти в профессию — она ведь профессиональный музыкант, член Союза композиторов, всю жизнь проработала на радио в музыкальной и детской редакции. Жизнь у отца была не самой легкой, и в то же время многое давалось ему на удивление легко. Он пел здорово, Вертинского любил исполнять, одесские песни — репертуар, властью не очень-то приветствовавшийся… Он угас, когда спортивный репортаж начал перебираться на телевидение. Все-таки это разные виды — радио и ТВ. Но я одно скажу, уже как профессионал: мне не дано делать такие репортажи, какие получались у него. С годами я понял это особенно четко. Есть волшебная фраза — мастерство не купить. Так вот он был Мастером. И не потому, что это Виктор Набутов, мой отец. Ведь и в нашем деле есть такое понятие, как объективная реальность. А книгу о нем я когда-нибудь напишу. Даже не о нем, а о той поре, в которой он жил и работал, о людях большого спорта, которых он любил и которые любили его, — Бобров, Тарасов, Чернышев, Маслов… Хотел бы я, чтобы и меня так любили».

Не избежать и мне, другу Кирилла и его семьи, товарищу его отца, имевшему счастье быть знакомым с Набутовым-старшим, высказать свое, личное отношение к этому выдающемуся, удивительному, уникальному артисту нашего спортивного театра.

Виктор Набутов был в высокой степени артистичной натурой — с легковоспламеняющейся фантазией, с изяществом душевного жеста, с редким импровизационным даром. В его голосе никогда не чувствовалось мертвящего равнодушия, ему не приходилось имитировать интерес, любовь к предмету размышлений, ведя репортажи из разных градов и весей. Он любил жизнь. Любил ее удивительный феномен — спорт. Истинная любовь потаенна, целомудренна — и Набутов надежно защищал ее броней иронии, каламбура, веселыми своими прибаутками. Человеку стороннему, увидевшему его случайно за кулисами футбола или хоккея, энергичный, деятельный, окруженный людским водоворотом Набутов мог показаться даже бесцеремонно напористым. Но нет ничего ошибочнее такого предположения: этот человек, которого знали все и он, казалось, знал всех, был деликатен, интеллигентен и в житейском общении, и в манере комментирования — доверительной, подкупающе интимной, но лишенной панибратского заигрывания со спортивными знаменитостями и высокомерной снисходительности знатока к слушателям и зрителям, обыкновенным болельщикам.

И в то же время, как ни парадоксально, этот летописец, репортер, комментатор быстротекущей жизни, открытый всем ее соблазнам, авантюрист, грешник, в своей профессии, когда он врывался в заполненный эфир, был бесконечно одиноким, как у Бориса Пастернака сказано: «и одиночеством всегдашним полно всё в сердце и природе». Имевший постоянно дело с подвижной, текучей, свободной, как душа, как ласточка, спортивной игрой, «живший за решеткой давней боли» (достаточно вспомнить его биографию, его расстрелянного отца), он достигал в своих репортажах такой человеческой страсти и подлинности, какую дает только горе и какой наделяются лишь избранники судьбы, гении места, люди на все времена.

Отблеск свободы, загримированный под спортивную игру, мучил, томил, жег в голосе Виктора Набутова, одиноком голосе человека в эфире времени. В зависимости от эпохи такой голос может быть и колоколом, и колокольчиком. «Колокольчиком» называли футболисты ленинградского «Динамо» своего вратаря, ставшего самым неофициальным, артистичным радио- и телевизионным комментатором нашей страны. В отличие от «Колокола» Герцена, выходившего на берегах Туманного Альбиона в середине девятнадцатого века, набутовский «Колокольчик» не звал живых на борьбу с тиранами, а всего лишь напоминал людям, родившимся в России в двадцатом веке, разделенном на две неравные части волнорезом семнадцатого года, года рождения В. С. Набутова, что у человека всегда, в любые времена остается возможность оставаться человеком — не закладывать друзей, не отрекаться от отца и матери, не прятаться в кустах от врага, не подличать, не врать.

У него в репортажах было фирменное присловье: «Да. это человек». Это могло относиться и к знаменитому шведскому форварду Курту Хамрину, и к королю футбола Пеле, к кому-то из ребят Кондрашина и Платонова. Он так выговаривал, моделировал слово «человек», что было ясно: речь идет о мастере благородных кровей, аристократе духа, решительно не способном ни на какую низость.

Таким был он сам. Таким был его самый преданный и гениальный болельщик Дмитрий Шостакович.

Замечательный отечественный музыковед Леонид Гаккель написал для петербургского аналитического еженедельника «Дело» литературный портрет Д. Д. Шостаковича. «Звучание нашей судьбы», опубликованный в первый год двадцать первого века, и закончил его таким аккордом: «Не только для музыкантов Шостакович — великая и почитаемая личность. Композитора превозносили также и официально и, сколько бы лицемерия здесь ни было, совершили благое дело: подлинный гений занял статусное первое место в музыкальной культуре Советского Союза. Это место остается за ним; память нашего общества и — скажу без колебаний — нашего народа сохранит в себе все, что может называться «великий Шостакович». И если так, то благословенны и это общество, и этот народ: кто еще в современном мире мог вознести над собою трагически-горькое искусство и приветить его творца? Но такой ход вещей означает, что музыка Шостаковича будет жить и что люди в России не сойдут в низину малодушия и беззаботности».

В звучании нашей судьбы сливаются и бессмертная музыка Дмитрия Шостаковича, и стихи великой страдалицы — Блокадной Мадонны Ольги Берггольц, и одинокий голос Виктора Набутова — свободного человека в эфире времени. Когда он умер, его коллеги посвятили памяти Виктора Сергеевича специальный выпуск радиожурнала «Ленинград спортивный». Он заканчивался такими словами: «Пусть он и останется в нашей памяти, как солнечный день над зеленым полем стадиона, как предвкушение увлекательнейшего из зрелищ — зрелища борьбы и победы».

Алексей САМОЙЛОВ

Другие биографические статьи о В.С. Набутове:
Погорелов Федор, Кузьмин Артем. Народный мастер спорта. – Фонтанка.ру — 10.04.2017.
Спасский Борис. Набутов у микрофона, как Шаляпин на сцене. Интервью Дмитрия Шапрана // Спорт-Экспресс-Санкт-Петербург. — № 75 (7314), 10.04.2017.